A deep chesty bawl echoes from rimr

A deep chesty bawl echoes from rimrock to rimrock, rolls down the mountain, and fades into the far blackness of the night. It is an outburst of wild defiant sorrow, and of contempt for all the adversities of the world. Every living thing (and perhaps many a dead one as well) pays heed to that call. To the deer it is a reminder of the way of all flesh, to the pine a forecast of midnight scuffles and of blood upon the snow, to the coyote a promise of gleanings to come, to the cowman a threat of red ink at the bank, to the hunter a challenge of fang against bullet. Yet behind these obvious and immediate hopes and fears there lies a deeper meaning, known only to the mountain itself. Only the mountain has lived long enough to listen objectively to the howl of a wolf.
Those unable to decipher the hidden meaning know nevertheless that it is there, for it is felt in all wolf country, and distinguishes that country from all other land. It tingles in the spine of all who hear wolves by night, or who scan their tracks by day. Even without sight or sound of wolf, it is implicit in a hundred small events: the midnight whinny of a pack horse, the rattle of rolling rocks, the bound of a fleeing deer, the way shadows lie under the spruces. Only the ineducable tyro can fail to sense the presence or absence of wolves, or the fact that mountains have a secret opinion about them.

My own conviction on this score dates from the day I saw a wolf die. We were eating lunch on a high rimrock, at the foot of which a turbulent river elbowed its way. We saw what we thought was a doe fording the torrent, her breast awash in white water. When she climbed the bank toward us and shook out her tail, we realized our error: it was a wolf. A half-dozen others, evidently grown pups, sprang from the willows and all joined in a welcoming melee of wagging tails and playful maulings. What was literally a pile of wolves writhed and tumbled in the center of an open flat at the foot of our rimrock.

In those days we had never heard of passing up a chance to kill a wolf. In a second we were pumping lead into the pack, but with more excitement than accuracy: how to aim a steep downhill shot is always confusing. When our rifles were empty, the old wolf was down, and a pup was dragging a leg into impassable slide-rocks.

We reached the old wolf in time to watch a fierce green fire dying in her eyes. I realized then, and have known ever since, that there was something new to me in those eyes - something known only to her and to the mountain. I was young then, and full of trigger-itch; I thought that because fewer wolves meant more deer, that no wolves would mean hunters' paradise. But after seeing the green fire die, I sensed that neither the wolf nor the mountain agreed with such a view.

Since then I have lived to see state after state extirpate its wolves. I have watched the face of many a newly wolfless mountain, and seen the south-facing slopes wrinkle with a maze of new deer trails. I have seen every edible bush and seedling browsed, first to anaemic desuetude, and then to death. I have seen every edible tree defoliated to the height of a saddlehorn. Such a mountain looks as if someone had given God a new pruning shears, and forbidden Him all other exercise. In the end the starved bones of the hoped-for deer herd, dead of its own too-much, bleach with the bones of the dead sage, or molder under the high-lined junipers.

I now suspect that just as a deer herd lives in mortal fear of its wolves, so does a mountain live in mortal fear of its deer. And perhaps with better cause, for while a buck pulled down by wolves can be replaced in two or three years, a range pulled down by too many deer may fail of replacement in as many decades. So also with cows. The cowman who cleans his range of wolves does not realize that he is taking over the wolf's job of trimming the herd to fit the range. He has not learned to think like a mountain. Hence we have dustbowls, and rivers washing the future into the sea.

image of deer skull: 5kWe all strive for safety, prosperity, comfort, long life, and dullness. The deer strives with his supple legs, the cowman with trap and poison, the statesman with pen, the most of us with machines, votes, and dollars, but it all comes to the same thing: peace in our time. A measure of success in this is all well enough, and perhaps is a requisite to objective thinking, but too much safety seems to yield only danger in the long run. Perhaps this is behind Thoreau's dictum: In wildness is the salvation of the world. Perhaps this is the hidden meaning in the howl of the wolf, long known among mountains, but seldom perceived among men.

Результаты (русский) 2:

Глубокий грудным орать эхо от Римрок к Римрок, катится вниз с горы, и исчезает в дальней черноту ночи. Это вспышка дикого неповинующегося печали, и презрение ко всем невзгодах мира. Каждое живое существо (и , возможно , многие мертвый, а) обращает внимание на этот призыв. Для оленей это напоминание о том пути , от всякой плоти, в сосны прогноз полуночи драк и крови на снегу, на койота обещание сбора пожертвований , чтобы прийти, к скотопромышленник угроза красными чернилами в банке , к охотнику вызов из клыка против пули. Тем не менее , за этими очевидными и непосредственными надежд и страхов лежит более глубокий смысл, известный только самой горе. Только гора прожила достаточно долго , чтобы слушать объективно завывание волка.
Те , кто не расшифровать скрытый смысл знать , тем не менее , что она есть, потому что чувствуется во всей волчьей стране, и отличает эту страну от всех других земель. Оно покалывает в позвоночнике всех , кто слышит волков ночью, или кто сканирует свои следы в день. Даже без зрения или звук волка, это подразумевается в сотни маленьких событий: полночь ржание пачки лошади, трескотня холмистой пород, границею убегающего оленя, то , как тени лежат под елями. Только трудновоспитуемыми Тайро может не ощущать присутствие или отсутствие волков, или тот факт , что горы есть секретное мнение о них. Мое собственное убеждение на этот счет даты со дня я увидел волка умирает. Мы обедали на высоком Римрок, у подножия которой турбулентный река локтями свой ​​путь. Мы видели , что мы думали , был лань вброд поток, ее грудь купается в белой воде. Когда она поднялась на берег к нам и вытряхнул ее хвост, мы поняли , что наша ошибка: это был волк. Полдюжины других, по- видимому , выращенных щенков, возникал из ивняка и все присоединились в гостеприимной ближнем бою виляющих хвостами и игривых maulings. То , что было буквально куча волков корчился и упал в центре открытой квартире у подножия нашего Римрок. В те дни мы никогда не слышали о упускают шанс убить волка. Через секунду мы насосное свинца в пакет, но с большим волнением , чем точность: как целиться крутой спуск выстрел всегда сбивает с толку. Когда наши винтовки были пусты, старый волк был вниз, и щенком волочил ногу в непроходимых осыпи. Мы достигли старого волка во времени , чтобы наблюдать ожесточенную зеленый огонь умирающего в ее глазах. Тогда я понял, и с тех пор известно, что было что - то новое для меня в этих глазах - что - то известно только ей и горы. Тогда я был молод и полон спускового-зудом; Я думал , что , потому что меньше волков означало больше оленей, что ни один волк не будет означать рай охотников. Но после того, видя зеленый огонь умирает, я почувствовал , что ни волк , ни гора согласился с таким видом. С тех пор я жил , чтобы увидеть состояние после того, как состояние вытравить его волков. Я наблюдал лицо многих недавно wolfless горы, и увидел на юго- западных склонах , морщинку с лабиринтом новых оленей тропы. Я видел каждый съедобный кустарник и рассада просмотрены, сначала анемией неупотребительности, а затем к смерти. Я видел все съедобное дерево дефолиации на высоте saddlehorn. Такая гора выглядит , как будто кто - то дал Богу новый секаторы, и запретил ему все другие упражнения. В конце концов голодали кости долгожданных оленьего стада, умершие своей собственной слишком много, отбеливателя с костями мертвого шалфея, или формовщика под высоким подкладке можжевельника. Теперь я подозреваю , что так же , как олень стада жизнь в смертельном страхе своих волков, так же гора жить в смертельном страхе своего оленя. И , возможно , с лучшей причиной, в то время как для бакс снесены волки могут быть заменены на два или три года, диапазон снесены слишком много оленей может потерпеть неудачу замены в качестве многих десятилетий. Так же и с коровами. Скотопромышленник , который очищает его диапазон волков не понимает , что он берет на работу волка обрезки стадо в соответствии с диапазоном. Он не научился думать как гора. Следовательно , мы имеем dustbowls, и реки промывание будущее в море. Образ оленей черепа: 5kWe все стремятся к безопасности, благополучия, комфорта, долгих лет жизни, и серости. Олень стремится с его гибкими ножками, скотопромышленник с ловушкой и ядом, государственный деятель с пером, большинство из нас с машинами, голосов, и доллары, но все это приходит в одно и то же: мир в наше время. Мера успеха в этом все достаточно хорошо, и , возможно , является необходимым условием для объективного мышления, но слишком много безопасности , кажется, дает лишь опасность в долгосрочной перспективе. Возможно , это за изречение Торео: В дикости является спасение мира. Возможно , это скрытый смысл в вою волка, давно известно , среди гор, но редко воспринимается среди мужчин.

Результаты (русский) 3:

гомер, ты будешь глубоко отголоски rimrock на rimrock, рулеты вниз с горы, и исчезает в дальнем черноте ночь.это дикий всплеск "дефаент" скорбь и презрения к все невзгоды в мире.все живое (и, возможно, многие мертвый), а также обращается внимание на этот призыв.на оленя, это напоминание о том, как плоть, сосны, прогноз ночной драки и крови на снегу, койот обещание Gleanings прийти к cowman угроза красные чернила на берегу, охотник задача клык от пуль.но за эти очевидные и немедленных надежды и опасения лежит глубокий смысл, известно только к горе.только горы прожил достаточно долго, чтобы выслушать объективно на вой волка.тех, кто не может расшифровать скрытый смысл знать, тем не менее, что там, за это ощущается во всех волк страны, и отличает эту страну от всех других земель.он дергается в позвоночник, всех, кто слышит волков ночью, или которые сканировать их следы в день.даже без видимости или звук волк, подразумевается в сотни мелких событий: полночь ржи от стаи, лошадь, грохот Rolling скалы, предел сбежавшим олень, как тени лежат под ель.только ineducable тиро может не ощущать присутствие или отсутствие волков, или тот факт, что в горах есть секрет мнение о них.я убежден в этом отношении даты со дня я видел волка умереть.мы обедали на высоком rimrock, у которых бурные реки в сторону свой путь.мы видели, что мы считали ноо fording торрент, груди, наводненном белой воды.когда она залезла на берегу к нам и пожал ее хвост, мы поняли, что наша ошибка: это был волк.полдюжины других, очевидно, стала щенков, выскочил из вербы и все вошли в гостеприимной радостно виляет хвостом и игривый maulings.то, что было в буквальном смысле куча волков извивалась и упал в центре открытого квартиру у наших rimrock.в эти дни мы никогда не слышали о променяет шанс убить волка.во втором мы выуживали привести в стае, но более волнение, чем точность: как цель резкий спуск выстрел - это всегда сбивает с толку.когда наши винтовки были пусты, старый волк упал, и щенок был перенос ногу в непроходимых горки камней.мы достигли старый волк в времени смотреть ожесточенные зеленый пожар умирает на глазах.тогда я понял, было известно с момента, что там было что - то новое для меня в эти глаза, что - то известно только с ее и на горы.тогда я был молод и полон вызвать зуд, я подумал, что, поскольку меньше волков означает больше, олени, волков не будет означать, что охотников рай.но, увидев зеленый пожар умереть, я почувствовал, что ни волк, ни горные согласилась с такой точкой зрения.с тех пор я дожил до штатом искоренить ее волков.я смотрел лицом многих вновь wolfless горы, и видел южной склонов морщинистой с лабиринт новых олень трассы.я видел все съедобные буша и Seedling просмотрел, сначала анемией, вышло из употребления, а затем до смерти.я видел все съедобные дерево ослабленных на высоту saddlehorn.такие горы, выглядит так, как если бы кто - то дал бог новый ножниц для обрезки, и запретил ему все другие мероприятия.в итоге от кости на оленей стадо, умер его слишком много, отбеливание с костей мертвых, шалфей, или molder под высокими деревьями, можжевельника.теперь я подозреваю, что как олень стадо живет в смертельном страхе своих волков, так и горы живут в смертельном страхе своих оленей.и, возможно, лучше, потому что, хотя деньги спустил волки могут быть заменены в два или три года, ряд снести, слишком много оленей, возможно, не на замену, как многие десятилетия.так и с коровами.в cowman кто убирает его кругом волки не осознает, что он берет над волчьей работу обрезка стадо под квоты.он не научились думать, как гора.поэтому мы должны dustbowls, и реки мойки будущего в море.изображение черепа оленей: 5kwe всех стремиться к безопасности, процветания, комфорт, долгой жизни и скуку.олень, стремится его послушным ноги, cowman в ловушку и яд, государственный деятель, с ручкой, большинство из нас с машинами, голосов, и сша, но все сводится к одному: мир в наше время.мерилом успеха в это все достаточно хорошо, и, возможно, является необходимым для объективного мышления, но слишком много охраны, кажется, только привести к опасности в долгосрочной перспективе.возможно, это за торо о том: в дикость - спасение мира.это, возможно, скрытый смысл в громкими волк, давно известен среди гор, но редко воспринимается среди мужчин.