As they approached the stables, the

As they approached the stables, they heard the shrill, demanding cry of a
stallion, a note of insistence and rage new to Claudia, thrilling yet frightening.
"What is that?" she asked Antonius Caius.
"A stallion aroused. I bought him at the market only two weeks ago.
Thracian blood, big boned, savage, but he's a beauty. Would you like to see
him?"
"I love horses," said Claudia. "Please show him to me."
They walked to the stables, and Antonius told the foreman, a withered,
shrunken little Egyptian slave, to put him in the big display pen. Then they
went to the gallery to watch, seating themselves in a nest of cushions which a
slave arranged for them. Claudia did not fail to notice how well-trained and
how sedulous Antonius Caius's body servants were, how they anticipated every
wish, every glance of his. She had grown up among slaves and she knew the
difficulties one was likely to have with them. When she mentioned it to him, he
remarked,
"I don't whip my slaves. When there is trouble, I kill one. That exacts
obedience, but it does not break their spirit."

"I think they have wonderful spirit," Claudia nodded.
"It isn't easy to handle slaves—slaves, horses—men are the easiest."
Now they brought the stallion into the pen, an enormous yellow beast with
bloodshot eyes and a lathered mouth. His head was lashed in check, yet the
two slaves hanging onto his bridle could hardly keep him from rearing and
plunging. He dragged them half way across the pen, and then when they
released him and ran for safety, he reared and slashed at them with his hoofs.
Claudia laughed and clapped her hands in delight.
"He's splendid, splendid!" she cried. "But why is he that way—so full of
hate?"
"Don't you know?"
"I should think it would be love, not hate."
"The two mix. He hates us because we keep him from what he wants. Would
you like to see?"
Claudia nodded. Antonius said a few words to the slave who stood a little
distance from them, and the man ran down to the stables. The mare was
chestnut brown, lithe and nervous. She fled across the pen, and the stallion
whirled to cut her off. But Antonius Caius was not watching her; his eyes were
fixed on Claudia, who was enthralled in the scene being enacted before her.

X

Through with his bath, shaved, perfumed, his hair oiled slightly and curled
delicately, his clothes fresh for dinner, Caius went into the fern room to have a
glass of wine before the call to dinner. The fern room at the Villa Salaria
combined rose-colored Phoenician tile with a delicately-tinted, pale yellow glass
roof. The result at this time of the day was a gentle glow of fading sunlight
which transformed the dark ferns and heavy-leafed tropical plants into a
phantasy. When Caius entered, Julia was already there, sitting on an alabaster
bench, with one of her little girls on either side of her, the fading light both
flattering and kind. As she sat there in her long white gown, her dark hair
dressed tastefully on top of her head, an arm around each of the children, she
was the very picture of a Roman matron, comely and calm and dignified; and if
she had not been so obviously and childishly posed, she would have quite

naturally recalled to Caius every painting of the mother of the Gracchi he had
ever seen. He repressed his impulse to applaud or say, "Bravo, Julia!" It was
too easy to destroy Julia, for her pretense was always pathetic, never hostile.
"Good evening, Caius," she smiled in a fine combination of simulated
surprise and real pleasure.
"I didn't know you would be here, Julia," he apologized.
"But please stay. Stay and let me pour you a glass of wine."
"All right," he agreed, and when she started to send the girls away,
protested, "Let them stay if they want to—"
"It's really time for their supper." When the children had gone, she said,
"Come and sit beside me, Caius. Do sit beside me, Caius." He sat down, and
she poured wine for both of them. She touched her glass to his and drank with
her eyes on him. "You are too handsome to be good, Caius."
"I have no desire to be good, Julia."
"What do you desire, Caius, if anything?"
"Pleasure," he answered frankly.
"And it becomes harder and harder, young as you are, doesn't it, Caius?"
"Really, Julia, I don't look particularly mournful, do I?"
"Or particularly happy."
"The role of vestal virgin, Julia, is not very becoming."
"You're much cleverer than I am, Caius. I can't be as cruel as you."
"I don't want to be cruel, Julia."
"Will you kiss me and prove that?"
"Here?"
"Antonius won't walk in. Right now, he is putting his new stallion to stud for
the edification of that little blonde you brought here."
"What? For Claudia? Oh, no—no." Caius began to chuckle deep inside
himself.

"What a little beast you are. Will you kiss me?"
He kissed her lightly on the lips.
"Just that? Will you—tonight, Caius?"
"Really, Julia—"
"Don't say no to me, Caius," she interrupted him. "Don't —please. You won't
have your Claudia tonight in any case. I know my husband."
"She isn't my Claudia,

Результаты (русский) 1:

Когда они подошли к конюшне, они слышали пронзительные, требуя КрикЖеребец, настойчивость и ярости нового Клаудия, захватывающее, но страшно.«Что это?» спросила она Каюс Antonius.«Вызвал жеребцом. Я купил его на рынке всего две недели назад.Фракийского кровь, большой костяком, дикарь, но он красоты. Вы хотели бы видетьего?»«Я люблю лошадей,» говорит Клаудия. «Пожалуйста, покажите ему ко мне.»Они шли к конюшне и Antonius сказал прораб, засохло,усохшие маленький Египетский раб, посадили его в большой экран пера. Затем ониотправился в галерею, чтобы посмотреть, сидения себя в гнездо подушки, которыераб, организовал для них. Клаудиа не преминула заметить, как хорошо подготовленных икак прилежный Antonius Каюс тела служащих были, как они ожидали каждыйжелание, каждый взгляд его. Она выросла среди рабов, и она зналатрудности, с которыми один, вероятно, иметь с ними. Когда она говорила ему, онотметил:«Я не кнутом мои рабы. Когда беда, я убить одного. Это устанавливаетпослушание, но это не нарушает их дух.»«Я думаю, что они имеют прекрасный дух» Клаудия кивнул головой.«Это не легко обрабатывать рабов — рабы, лошади — мужчины являются простым.»Теперь они принесли жеребца в загон, огромный желтый зверь сналитые кровью глаза и lathered рот. Его голова была хлестал в узде, нодва рабов, висит на его уздечка вряд ли может удержать его от воспитания ипогружения. Он потащил их на полпути через ручку, а затем, когда ониосвободил его и побежал за безопасность, он воспитал и порезал на них с его копытами.Клаудиа засмеялась и хлопали руками в восторг.«Он великолепный, великолепный!»-воскликнула она. «Но почему он так — полныйненависть?»«Вы не знаете?»«Я должен думать, что это любовь, а не ненавидеть».«Два mix. Он ненавидит нас, потому что мы держать его от чего он хочет. БудетВы хотели видеть?»Клаудиа кивнул. Антоний сказал несколько слов раба, который стоял немногоРасстояние от них и человек побежал вниз к конюшне. Маре былКаштановый коричневый, податливое и нервной. Она сбежала через ручку и жеребецкружились срезать ее. Но Antonius Каюс не наблюдает за ней; его глаза былиИсправлено на Клаудии, который был восхититесь в сцене, принятый перед ней.XС его ванной, бритая, надушенный, его волосы слегка смазанный маслом и свернулся вделикатно, его одежду свежий на ужин, Каюс отправился в fern комнату, чтобы иметьбокал вина перед вызовом ужин. Fern номер на вилле SalariaКомбинированные розовые финикийского плитки с тонко тонированные, бледно желтого стеклаКрыша. В это время суток было нежным светом выцветания солнечного светакоторый превратил темные папоротники и листьями тяжелых тропических растений вPhantasy. Когда Каюс, Юлия уже там, сидя на алебастрСкамейка с одной из ее маленькой девочки по обе стороны от нее, увядать свет обалесть и вид. Как она сидела там в длинном белом платье, ее темные волосысо вкусом одетый на вершине ее голову, руки вокруг каждого из детей, онабыла сама картина Римская матрона, смазливое и спокойно и достойно; и, еслиона бы не было так очевидно и детски позировала, она была бы совершенноЕстественно напомнил Каюс каждая картина матери Gracchi он имелкогда-либо видел. Он Репрессированные его импульс аплодируют или сказать: «Браво, Юлия!» Это былослишком легко уничтожить Юлия, для ее притворства всегда был жалким, никогда не враждебно.«Добрый вечер, Каюс,» она улыбнулась в прекрасное сочетание имитациисюрприз и реальное удовольствие.«Я не знаю, что вы были бы здесь, Юлия», он извинился.«Но пожалуйста. Оставайтесь и позвольте мне налить вам выпить бокал вина.»«Ладно», он согласился, и когда она начала посылать девочек прочь,протест, «пусть остаться, если они хотят —»«Это действительно время для их ужин». Когда дети ушли, она сказала:«Приходите и сидеть рядом со мной, Каюс. Сидеть рядом со мной, Каюс». Он сел, иОна выливают вино для обоих из них. Она коснулась ее стекла, чтобы его и пили сее глаза на него. «Ты слишком красив, чтобы быть хорошим, Каюс.»«У меня нет желания, чтобы быть хорошим, Джулия».«Что вы желаете, Каюс, если что-нибудь?»«Удовольствие», он ответил честно.«И это становится все труднее и труднее, молодые, как вы, не так, Каюс?»«Действительно, Джулия, я не выглядят особенно скорбный, я?»«Или особенно счастливы».«Роль весталки, Юлия, это не очень становить.»«Ты намного умнее, чем я, Каюс. Я не может быть жестоким, как вы».«Я не хочу быть жестоким, Юлия.»«Вы меня поцеловать и доказать, что?»«Здесь?»«Antonius не будет ходить в. Право, он ставит его новый жеребцом стад дляназидание что маленькая блондинка вы принесли здесь.»«Что? Для Клаудия? Ох, нет-нет.» Каюс начали посмеиваться глубоко внутрисам.«Что маленький зверь, вы находитесь. Будет вы поцеловать меня?»Он слегка поцеловал ее на губах.«Только что? Будете ли вы — сегодня вечером, Каюс?»«Действительно, Юлия —»«Не говорите нет для меня, Каюс,» она перебила его. «Не-пожалуйста. Вы не будетеиметь ваш Клаудия сегодня вечером в любом случае. Я знаю, мой муж.«Она не моя Claudia

Результаты (русский) 2:

Когда они приблизились к конюшне, они услышали пронзительный, требуя крик
жеребец, ноткой настойчивости и бушевать новый Клавдии, захватывающее все же страшно.
"Что это?" она спросила Антониус Кая.
"Жеребец возбужден. Я купил его на рынке всего две недели назад.
Фракийского кровь, большая Костей, Savage, но он красоты. Хотели бы вы увидеть
его?"
"Я люблю лошадей," сказала Клаудия. "Пожалуйста , покажите мне его."
Они шли к конюшням, и Антониус сказал бригадир, высохшей,
уменьшенный немного египетского раба, чтобы положить его в большой перьевой дисплей. Потом они
пошли в галерею , чтобы посмотреть, сидения себя в гнезде из подушек которых
ведомое , организованных для них. Клаудия не преминул заметить , как хорошо обученные и
как прилежный слуги тела Антония Caius были, как они ожидали каждое
желание, каждый взгляд его. Она выросла среди рабов , и она знала
трудности , один, вероятно, иметь с ними. Когда она сказала об этом ему, он
заметил,
"Я не гони моих рабов. Когда есть проблемы, я убью одного. Это взыскивает
послушание, но это не нарушает их дух."

"Я думаю , что у них есть замечательный дух," кивнула Клаудия.
"Это не так легко обращаться с рабами-рабов, лошадей-мужчины являются самыми легкими."
Теперь они принесли жеребца в ручку, огромный желтый зверь с
воспаленными глазами и взмылен рот. Его голова была хлестал в проверке, все же
два раба , висящие на его уздечке едва мог удержать его от выращивания и
погружаясь. Он вытащил их на полпути через ручку, а затем , когда они
выпустили его и побежал к безопасности, он воспитал и полоснул на них со своими копытами.
Клаудия рассмеялась и захлопала в ладоши от восторга.
"Он великолепно, великолепно!" воскликнула она. "Но почему он так-так полны
ненависти?"
"Разве вы не знаете?"
"Я должен думать , что будет любовь, а не ненависть."
"Два микс. Он ненавидит нас , потому что мы держим его от того, что он хочет. Бы
вы хотели видеть?"
Клаудия кивнула. Антониус сказал несколько слов к подчиненному , который стоял немного
расстоянии от них, и мужчина побежал к конюшне. Кобыла
каштановый, гибок и нервной. Она бежала через ручку, и жеребец
кружился отрезать ее. Но Антониус Кайус не смотрел на нее; его глаза были
устремлены на Клаудии, который был покорен в сцене разыгрывается перед ней.

X

Через со своей ванной, побрился, ароматным, его волосы слегка смазанный маслом и изогнутого
деликатно, его одежда свежие на обед, Кайус вошел в комнату фениксом иметь
бокал вина перед вызовом ужин. Папоротника номер в отеле Villa Салария в
сочетании розового цвета финикийскую плитку с тонко тонированное, бледно - желтого стекла
крыши. В результате в это время суток был нежным свечение замиранием солнечным светом ,
который преобразовал темные папоротники и тяжелые листвой тропических растений в
фантазиях. Когда Кайус вошел, Джулия была уже там, сидя на алебастрового
скамейке, с одним из ее маленьких девочек по обе стороны от нее, затухающего света как
лестным и добрым. Когда она сидела в своем длинном белом платье, ее темные волосы ,
одетая со вкусом поверх ее головы, руки вокруг каждого из детей, она
была самой картиной римской матроны, любезна и спокойной и достойной; и если бы
она не была столь явно и по- детски корректна, она бы вполне

естественно , напомнил Каиус каждую картину матери Гракхов он когда-
либо видел. Он подавил порыв аплодировать или сказать: "Браво, Юля!" Это было
слишком легко уничтожить Юлю, ибо ее притворство всегда была жалкая, никогда не враждебным.
"Добрый вечер, Кая," она улыбнулась в прекрасной комбинации моделируемой
удивления и истинное удовольствие.
"Я не знаю , что ты бы здесь, Джулия," извинился он.
"Но пребывание пожалуйста. Пребывание и позвольте мне налить вам стакан вина."
"Хорошо" , он согласился, и когда она начала посылать девушек прочь,
протестовали, "Пусть они остаются , если они хотят to-"
"Это действительно время для их ужина". Когда дети ушли, она сказала :
"Садись рядом со мной, Кая. Садитесь рядом со мной, Кая." Он сел, и
она налила вино для них обоих. Она коснулась ее стакан к его губам и пил с
ее глаз на него. "Ты слишком красив , чтобы быть хорошим, Кайус."
" У меня нет никакого желания быть хорошим, Джулия."
"Что вы хотите, Кайюса, если что - нибудь?"
"Удовольствие," он ответил откровенно.
"И это становится все труднее и труднее, молодые , как вы, не так ли, Кайус?"
" На самом деле, Джулия, я не выглядят особенно скорбная, не так ли?"
"Или особенно счастлив."
"Роль весталки, Джулия, не очень становится."
"Ты гораздо умнее , чем я, Гаем. Я не могу быть столь же жесток , как вы."
"Я не хочу быть жестоким, Джулия."
"Будет ли ты целуешь меня и доказать , что?"
"Вот?"
"Антониус не будет ходить в. Прямо сейчас, он ставит его новый жеребец шиповальному для
назидания той маленькой блондинки вы принесли сюда."
"Что? Для Клаудии? О, нет-нет". Кайус начал хихикать глубоко внутри
себя.

"Какой зверек ты. Ты целуй меня?"
Он нежно поцеловал ее в губы.
"Только что? Будете ли вы-сегодня, Кайюса?"
" На самом деле, Julia-"
"Не говори не мне, Кая," прервала она его. "Не -Обратите. Вы не будете
иметь свой Клаудию сегодня в любом случае. Я знаю , что мой муж."
"Она не моя Клавдия,