In the house where I was born, ther

In the house where I was born, there used to be an old woman crouching all day long over the kitchen fire, with her elbows on her knees and her feet in the ashes. Once in a while she took a turn at the spit, and she never lacked a coarse gray stocking in her lap, the foot about half finished; it tapered away with her own waning life, and she knit the toe-stitch on the day of her death. She made it her serious business and sole amusement to tell me stories at any time from morning till night, in a mumbling, toothless voice, as I sat on a log of wood, grasping her check-apron in both my hands. tier personal memory included the better part of a hundred years, and she had strangely jumbled her own experience aml observation with those of many old people who died in her young days; so that she might have been taken for a contemporary of Queen Elizabeth, or of John Rogers in the Primer. There are a thousand of her traditions lurking in the corners and by--places of my mind, some more marvellous than what is to follow, some less so, and a few not marvel bus in the least, all of which I should like to repeat, if I were as happy as she in having a listener. But I am humble enough to own, that I do not deserve a listener half so well as that old toothless woman, whose narratives possessed an excellence attributable neither to herself, nor to any single individual. Her ground-plots, seldom within the widest scope of probability, were ifiled up with homely and natural incidents, the gradual accretions of a long course of years, and fiction hid its grotesque extravagance in this garb of truth, like the Devil (an appropriate simile, for the old woman supplies it) disginsing himself, cloven-foot and all, in mortal attire. These tales generally referred to her birthplace, a village in the valley of the Connecticut, the aspect of which she impressed with great vividness on my fancy. The houses in that tract of country, long a wild and dangerous frontier, were rendered defensible by a strength of architecture that has preserved many of them till our own times, and I cannot describe the sort of pleasure with which, two summers since, I rode through the little town in question, while one object after another rose familiarly to my eye, like successive portions of a dream becoming realized. Among other things equally probable, she was wont to assert that all the inhabitants of this village (at certain intervals, but whether of twenty-five or fifty years, or a whole century, remained a disputable point) were subject to a simultaneous slumber, continuing one hour's space. When that mysterious time arrived, the parson snored over his half-written sermon, though it were Saturday night and no provision made for the morrow, the mother's eyelids closed as she bent over her infant, and no childish cry awakened,--the watcher at the bed of mortal sickness slumbered upon the death--pillow,--and the dying man anticipated his sleep of ages by one as deep and dreamless. To speak emphatically, there was a soporific influence throughout the village, stronger than if every mother's son and daughter were reading a dull story; notwithstanding which the old woman professed to hold the substance of the ensuing account from one of those principally concerned in it.

One moonlight summer evening, a young man and a girl sat down together in the open air. They were distant relatives, sprung from a stock once wealthy, but of late years so poverty-stricken, that David had not a penny to pay the marnage fee, if Esther should consent to wed. The seat they had chosen was in an open grove of elm and walnut-trees, at a right angle of the road; a spring of diamond water just bubbled into the moonlight beside them, and then whimpered away through the bushes and long grass, in search of a neighboring mill-stream. The nearest house (situate within twenty yards of them, and the residence of their great-grandfather in his lifetime) was a venerable old edifice, crowned with many high and narrow peaks, all overrun by innumerable creeping plants, which hung curling about the roof like a nice young wig on an elderly gentleman's head. Opposite to this establishment was a tavern, with a well and horse-trough before it, and a low green bank running along the left side of the door. Thence, the road went onward, curving scarce perceptibly, through the village, divided in the midst by a narrow lane of verdure, and bounded on each side by a grassy strip of twice its own breadth. The houses had generally an odd look. Here, the moonlight tried to get a glimpse of one, a rough old heap of ponderous timber, which, ashamed of its dilapidated aspect, was hiding behind a great thick tree ; the lower story of the next had sunk almost mider ground, as if the poor little house were a-weary of the world, and retiring into the seclusion of its own cellar; farther on stood one of the few recent structures, thrusting its painted face conspicuously into the street, with an evident idea that it was the fairest thing there. About midway in the village was a grist-mill, partly concealed by the descent of the ground towards the stream which turned its wheel. At the southern extremity, just so far distant that the window-panes dazzled into each other, rose the meeting-house, dingy old barnlike building with an enormously disproportioned steeple sticking up straight into heaven, as high as the Tower of Babel, and the cause of nearly as much confusion in its day. This steeple, it must be understood, was an afterthought, and its addition to the main edifice, when the latter had already begun to decay, had excited a vehement quarrel, and almost a schism in the church, some fifty years before. Here the road wound down a hill, and was seen no more, the remotest object in view being the graveyard gate, beyond the meeting-house. The youthful pair sat hand in hand beneath the trees, and for several moments they had not spoken, because the breeze was hushed, the brook scarce tinkled, the leaves had ceased their rustling, and everything lay motionless and silent as if Nature were composing herself to slumber.

"What a beautiful night it is, Esther! " remarked David, somewhat drowsily.

"Very beautiful," answered the girl, in the same tone.

"But how still " continued David.

"Ah, too still! " said Esther, with a faint shudder, like a modest leaf when the wind kisses it.

Ferhaps they fell asleep together, and, united as their spirits were by close and tender sympathies, the same strange dream might have wrapped them in its shadowy arms. But they conceived, at the time, that they still remained wakeful by the spring of bubbling water, looking down through the village, and all along the moon-lighted road, and at the queer old houses, and at the trees, which thrust their great twisted branches almost into the windows. There was only a sort of mistiness over their minds like the smoky air of an early autumn night. At length, without any vivid astonishment, they became conscious that a great many people were either entering the village or already in the street, but whether they came from the meeting-house, or from a little beyond it, or where the devil they came from, was more than could be determined. Certainly a crowd of people seemed to be there, men, women, and children, all of whom were yawning and rubbing their eyes, stretching their limbs, and staggering from side to side of the road, as if but partially awakened from a sound slumber. Sometimes they stood stock-still, with their hands over their brows to shade their sight from the moonbeams. As they drew near, most of their countenances appeared familiar to Esther and David, possessing the peculiar features of families in the village, and that general air and aspect by which a person would recognize his own townsmen in the remotest ends of the earth. But though the whole multitude might have been taken, in the mass, for neighbors and acquaintances, there was not a single individual whose exact likeness they had ever before seen. It was a noticeable circumstance, also, that the newest fashioned garment on the backs of these people might have been worn by the great-grandparents of the existing generation. There was one figure behind all the rest, and not yet near enough to be perfectly distinguished.

"Where on earth, David, do all these odd people come from?" said Esther, with a lazy inclination to laugh.

"Nowhere on earth, Esther," replied David, unknowing why he said so.

As they spoke, the strangers showed some symptoms of disquietude, and looked towards the fountain for an instant, but immediately appeared to assume their own trains of thought and previous purposes. They now separated to different parts of the village, with a readiness that implied intimate local knowledge, and it may be worthy of remark, that, though they were evidently loquacious among themselves, neither their footsteps nor their voices reached the ears of the beholders. Wherever there was a venerable old house, of fifty years' standing and upwards, surrounded by its elm or walnut-trees, with its dark and weather-beaten barn, its well, its orchard and stone-walls, all ancient and all in good repair around it, there a little group of these people assembled. Such parties were mostly composed of an aged man and wonian, with the younger members of a family; their faces were full of joy, so deep that it assumed the shade of melancholy; they pointed to each other the minutest objects about the homesteads, things in their hearts, and were now comparing them with the originals. But where hollow places by the wayside, grass-grown, and uneven, with unsightly chimneys rising ruinous in the midst, gave indications of a fallen dwelling and of hearths long cold, there did a few of the strangers sit them down on the mouldering beams, and on the yellow moss that had overspread the door-stone. The men folded their arms, sad and speechless; the women wrining their hands with a more vivid expression o

Результаты (русский) 1:

В доме, где я родился, там привыкший быть старухи Крадущийся весь день над огнем кухни, с ее локти, колени и ноги в пепел. Раз в то время она взяла поворот на косе, и она никогда не хватало грубый Грей, чулок в коленях, стопы, около половины закончил; Это коническая прочь с ее собственной убывающей жизни, и она вяжут носок строчка в день её смерти. Она сделала это ее серьезный бизнес и единственного развлечения рассказывать мне в любое время с утра до ночи, бормоча, беззубый голосом, как я сидел на бревна древесины, схватив ее проверки фартук в обеих руках. уровень личной памяти включены в лучшую часть сто лет, и она странно перемешаны ПФТ наблюдения ее собственный опыт с тех многих старых людей, которые умерли в ее молодой дней; Таким образом, чтобы она могли бы быть приняты для современных королевы Елизаветы, или Джон Роджерс в грунт. Есть тысячи ее традиций, скрываясь в углах и--места моего разума, еще некоторые чудесные, чем следовать, некоторые менее так, и некоторые не чудо автобус в крайней мере, все из которых я хотел бы повторить, если бы я был так счастлив, как она в том, чтобы прослушиватель. Но я достаточно скромный, владеть, что я не заслуживаю прослушиватель половину так хорошо, как что беззубый женщина, чей повествования обладал совершенства, объясняется ни себя, ни для любого отдельного. Ее земля участок, редко в широкую сферу вероятности, были ifiled вверх с уютной и природных инцидентов, постепенное наслоений длительного курса лет, и фантастики спрятал его гротескной экстравагантность в этой одежде истины, как дьявол (соответствующие сравнение, для старуха поставляет его) disginsing себя, Ведалкен ноги и все, в смертельной наряд. Эти сказки обычно называют ее родиной, деревня в долине в Коннектикуте, аспект которого она впечатление с большой яркостью на моей фантазии. Дома в этом тракте страны, долго диких и опасных пограничных, были вынесены оправданных силой архитектуры, который сохранил многие из них до наших времен, и я не могу описать рода удовольствие, с которым, два лета с, ехали через маленький городок в вопросе, в то время как один объект после другой Роуз фамильярно в мои глаза , как последовательных частей мечта стать понял. Среди прочего столь же вероятно, она была обыкновение утверждать, что все жители этой деревни (в определенные промежутки времени, но ли двадцать пять или пятьдесят лет, или целый век, остается спорной) были предметом одновременных сон, продолжая пространства один час. Когда это таинственное время прибыли, Парсон храпел над его проповеди, половина написано, хотя это было в субботу ночью, и без ассигнований для Морроу, матери веки закрыты как она наклонилась ее младенца и не по-детски Крик разбудили,--наблюдателем на кровати смертельной болезни то задремали после смерти--подушки,--и умирающего предполагалось его сон веков одним как глубокие и сновидений. Решительно говорить, был снотворное влияние по всей деревне, сильнее, чем если каждая мать сын и дочь читать скучно историю; Несмотря на котором старая женщина исповедовали провести суть последующие счета от одного из этих главным образом заинтересованных в нем.Лунный свет один летний вечер, молодой человек и девушка сели вместе на открытом воздухе. Они дальние родственники, колеблющийся от запас однажды богатых, но на конце лет так бедных, что David не копейки оплатить marnage, если Эстер необходимо согласие жениться. Место, которое они выбрали был в открытом роще вяз и деревьев грецких орехов, под прямым углом дороги; весной алмаза воды просто пропускается в лунном свете рядом с ними и затем ныл прочь через кусты и длинные травы, в поисках соседних стан поток. Ближайший дом (расположить в пределах 20 ярдов от них и резиденция их прадед в его жизни) был почтенный старого здания, увенчанный многие высокие и узкие пики, все захвачен бесчисленные ползучие растения, которые висели керлинг о крышу как приятный молодой парик на голове пожилой джентльмен. Напротив этой гостинице был таверну, с хорошо и лошадь корыто перед ней и низкий зеленый банка, вдоль левой стороны двери. Оттуда дорога шла вперед, изгибая скудные уловимо, через деревню, разделенных узкая тропа зелени посреди и граничит на каждой стороне травяной полосы дважды собственный ширина. Дома был вообще странно взгляд. Здесь под луной пытался получить проблеск одного, грубый старый кучи тяжеловесной древесины, который, стыдно за ее полуразрушенные аспект, прячась за большие толстые дерево; Нижняя рассказ о следующем утонуло почти mider земли, как будто бедный маленький дом а уставший от мира, и пенсию в уединении собственный погреб; дальше на стоял один из немногих последних структур, толкая ее окрашенные лицо явно на улицу, с очевидной идеей, что это было справедливым, там. Примерно на полпути в деревне был Барыш мельница, частично скрыты по происхождению земли к поток, который повернул его колесо. У южной оконечности, просто так далеко области окна ослепил друг в друга, Роза молитвенный дом, закоптелый старый barnlike здание с чрезвычайно disproportioned шпилем, торчали прямо на небеса, как высокий как Вавилонская башня и причиной почти столько путаницы в его день. Этот шпиль, оно должно быть понято, была запоздалой, и его добавление в главное здание, когда последний уже начали распадаться, взволнован бурные ссоры и почти раскола в церкви, около 50 лет до. Здесь дорога раны вниз холма и был замечен не более отдаленных объекта в поле зрения кладбище ворота, за пределами конференц дом. Молодой паре сидел рука в руке под деревьями, и на несколько мгновений они не говорили, потому что ветер был замяли, руек дефицитных звякнул, листья прекратила их шорох, и все лежал неподвижно и тихо, как будто природа сочинять себя сон.«Какая красивая ночь это, Эстер!» отметил David, немного сонно.«Очень красивый,» ответила девушка, в такой же тон.«Но как по-прежнему» продолжение David.«Ах, слишком еще!» сказал Эстер, с содроганием слабый, как скромный лист когда ветер целует его.Ferhaps они заснули вместе, и Организации как их духи были тесные и нежные симпатии, же странный сон может завернул их в его темные оружия. Но они задуманы, в то время, что они по-прежнему бодрствующем весной кипящей воды, глядя вниз, через деревню и вдоль Луны освещенные дороги и на странные старые дома и на деревья, которые почти направленность их большой витой филиалов в windows. Там был только своего рода туманность через их умы, как дымный воздух ранней осени ночью. В длину, без каких-либо яркие удивление, они стали осознает, что множество людей были либо войти в деревню или уже на улице, но ли они пришли от встречи дом, или от немного за его пределами, или где дьявол они пришли, было больше, чем может быть определено. Конечно, толпы людей, как представляется, быть там, мужчины, женщины и дети, все из которых зевая и протирая глаза, растяжения их конечностей и ошеломляющий из стороны в сторону дороги, как будто, но частично Пробужденный от звука сон. Иногда они стояли в тамбуре, своими руками над их брови в тени их зрение от Лунный свет. Как они нарисовали рядом, большинство их Лики, появились знакомые Эстер и David, обладая особенностей семей в деревне и что общие воздуха, так и аспект, в котором человек будет признать свою собственную горожан в отдаленные концы земли. Но хотя всё множество могли бы быть приняты, в массе, соседей и знакомых, был не один человек которого точное сходство, они когда-либо видел. Это было заметно обстоятельство, также, что новейшие стиле одежды на спинах этих людей могли бы носили прадеды существующих поколения. Там был один рисунок позади всех остальных и еще не достаточно близко, чтобы быть совершенно Уважаемый.«На земле, David, все эти нечетные люди откуда?» сказал Эстер, ленивый наклоном смеяться.«Нигде на земле, Эстер,» ответил David, ничего не подозревающих почему он так сказал.Как они говорили, незарегистрированным показал некоторые симптомы серу и посмотрел на фонтан на мгновение, но сразу же, как представляется, предположить их собственных поезда мысли и предыдущих целей. Они теперь разделены на различные части деревни, с готовностью, что подразумевает интимные местных знаний, и это может быть достойным замечание о том, что, хотя они были явно словоохотливый между собой, их голоса ни их стопам достигли ушей зрителей. Где там был почтенный старый дом, пятьдесят лет стоял и вверх, окруженный его вяз или ореховые деревья, с его темной и обветренное сарай, ее хорошо, его Орчард и каменные стены, все древние и все в хорошем состоянии вокруг него, там небольшая группа этих людей собрались. Такие партии были в основном состоит из старец и wonian, с младших членов семьи; их лица были полны радости, настолько глубоко, что он себя тени тоски; Они указали друг другу мельчайшие объекты о дворов, вещи в их сердцах и теперь сравнивая их с оригиналами. Но где полые места придорожных, трава выросла, и неравномерным, с неприглядный дымоходы растет разорительные посреди, дал показания упал жилья и очаг долгой холодной, там сделал несколько чужих сесть их на трухлявого балки, а на желтых мох, который overspread двери камень. Мужчин сложить оружие, грустно и речи; женщины wrining свои руки с более яркое выражение o

Результаты (русский) 2:

В доме, где я родился, там когда-то старая женщина на корточках весь день над кухонной огня, с ее локти на колени и ноги в пепел. После того, как в то время она взяла поворот на вертеле, и она никогда не хватало грубой серой чулок на коленях, ноги около половины закончили; это конические прочь с ее собственной ущербной жизни, и она вязать носок стежок в день ее смерти. Она сделала это ее дело серьезное и единственным развлечением рассказывал мне истории в любое время с утра до ночи, в бормотание, беззубый голос, когда я сидел на бревне дерева, схватив ее регистрация фартук в обоих руках. уровень личной памятью, большую часть ста лет, и она странно перемешаны ее собственное наблюдение опыт ПОД с теми из многих старых людей, которые умерли в ее молодые годы; так, что она, возможно, были приняты для современника королевы Елизаветы, или Джона Роджерса в Primer. Есть тысячи ее традиций, скрывающихся в углах и - места моего ума, некоторые более удивительные, чем это, чтобы следовать, немного меньше так, и несколько не чудо автобус в коей мере, все из которых я хотел бы Повторяю, если бы я был так счастлив, как она в том, слушателя. Но я достаточно скромны, чтобы иметь, что я не заслуживаю слушателя половину так хорошо, как старый беззубый, что женщина, которой обладал рассказы совершенства, приходящейся ни себе, ни какой-либо одной личности. Ее земля-участки, редко в широком объеме вероятности, были ifiled с домашней и природных инцидентов, постепенное наслоений длительного годами, и вымысел спрятал его гротескный экстравагантность в этой одежде правды, как дьявол (соответствующий сравнение, для старых поставок женщине) disginsing сам, раздвоенные-футовых и всех, в смертельной наряд. Эти сказки обычно называют ее рождения, деревне в долине Коннектикута, в аспекте которого она впечатлен с большим ярко в моем воображении. Дома в этом тракте страны, долгое дикой и опасной границе, были оказаны оправданным по прочности архитектуры, которая сохранилась многие из них до наших времен, и я не могу описать то удовольствие, с которым, два лета, так как, я ехал через маленький городок в вопросе, в то время как один объект за другим выросли фамильярно, на мой взгляд, как последовательных частей мечта становится понял. Среди прочего равновероятными, она привыкла утверждать, что всех жителей этой деревни (в определенные промежутки времени, а в том, из двадцати пяти или пятидесяти лет, или целого столетия, остается спорной точкой) были предметом одновременного сна, продолжая один час пространство. При том, что таинственный раз приехал, пастор храпел над наполовину написана проповеди, хотя это было в субботу вечером и не резерв на завтра, веки матери закрыта, как она склонилась над младенцем, и не по-детски крик не разбудил, - наблюдателем в постели смертельной болезни задремали после смерти - подушку, - и умирающий ожидается его сон веков одним, как глубоко и без сновидений. Говорить решительно, было снотворное влияние по всей деревне, сильнее, чем если бы каждая мать сын и дочь были чтение скучным историю; Несмотря на которой старушка исповедовали провести содержание последующего счета одного из тех, кто озабочен главным в ней. Один лунный летний вечер, молодой человек и девушка сели вместе на открытом воздухе. Они были дальними родственниками, возникли из запаса некогда богатой, но в последние годы, так нищая, что Давид не имел ни копейки, чтобы заплатить взнос marnage, если Эстер должна согласиться выйти замуж. Сиденье они выбрали был в открытом роще вяза и грецкого ореха деревьев, под прямым углом дороги; пружина алмазного воды просто пропускают в лунном свете рядом с ними, а затем всхлипнула от нее, через кусты и высокую траву в поисках соседней мельницы-потока. Ближайший дом (находящееся двадцати ярдов от них, и резиденция их прадеда в своей жизни) был почтенный здание, увенчанная многими высокими и узкими пиками, все наводнен бесчисленными ползучих растений, которые висели керлинг о крыше как хороший молодой парик на голове пожилой джентльмена. Напротив этого учреждения была таверна, с колодцем и верховой корыта перед ней, и низкий зеленый банк работает по левой стороне двери. Отсюда, дорога пошла вперед, изгибаясь мало ощутимо, через деревню, разделенной в разгар узкой полосе зелени, и ограничена на каждой стороне травяной полосы вдвое собственной ширины. Дома были в основном странный взгляд. Здесь лунный свет попытался получить проблеск одного, в грубой старой куче тяжеловесной древесины, которая, стыдясь своей полуразрушенной аспекте скрывался за большим толстым деревом; нижний этаж на следующий потопили почти mider землю, как будто бедный дом был уставший от мира, и пенсию в уединении своего собственного погреба; дальше стоял один из немногих структур последние, толкая его лицо заметно окрашены на улицу, с явным том, что это был справедливый что есть. О на полпути в деревне был мукомольная мельница, частично скрыты от спуска на землю к потоку, который превратился его колесо. В южной оконечности, просто так недалек, что оконные стекла ослеплен друг друга, вырос на встречу-дом, грязно старое здание barnlike с чрезвычайно disproportioned шпиль торчали прямо в небо, так высоко, как Вавилонская башня, и причиной столь много путаницы в его день. Это колокольня, следует понимать, был второстепенным, и его добавление к основному зданию, когда тот уже начал распадаться, взволновали яростное ссоры, и почти раскол в церкви, около пятидесяти лет назад. Здесь Дорога вилась вниз холма, и не было видно ни больше, отдаленного объекта в целях будучи кладбище ворота, за молельни. Юный пара сидели рука об руку под деревьями, и в течение нескольких минут они не разговаривали, потому что ветер был замят, ручей мало звякнул, листья перестали их шелест, и все лежал неподвижно и молча, как будто природа были сочинять себя спать. "Какая красивая ночь это, Эстер!" заметил Дэвид, несколько сонно. "Очень красивая", ответила девушка, в том же тоне. "Но как еще" по-прежнему Давида. "Ах, слишком еще!", сказал Эстер, с легким содроганием, как скромный лист, когда ветер целует его. Ferhaps они заснули вместе, и, объединившись, как их духи были близкими и нежных симпатий, то же самое странный сон, возможно, завернул их в своих темных руках. Но они задумали, в то время, что они по-прежнему оставались без сна к весне пузырьков воды, глядя через деревню, и все вместе луны освещенные дороги, и на странных старых домов, и на деревья, которые вкладывали свои большие скрученные ветви почти в окнах. Был только своего рода туманность над их умах, как дымный воздух начале осени ночью. Наконец, без ярких удивлению, они осознали, что очень многие люди были либо въезде в деревню или уже на улице, но пришли ли они из молельни, или немного за ним, или там, где дьявол они пришли от, было больше, чем могло быть определено. Конечно толпа людей, казалось, чтобы быть там, мужчины, женщины и дети, все из которых были зевая и потирая глаза, протягивая их конечностей, и ошеломляющие из стороны в сторону дороги, как будто, но частично пробудился от звука сна , Иногда они стояли неподвижно, с руками над бровями оттенить их взгляд от лунных лучах. Когда они подошли ближе, большинство их лицах появились знакомые Эстер и Давид, обладающих специфические особенности семей в деревне, и что общего воздуха и аспекте, с помощью которого человек будет признать свои горожан в отдаленных концах земли. Но хотя, возможно, были приняты все множество, в массе, для соседей и знакомых, там не было ни одного человек, чей точный сходство они когда-либо прежде видел. Это было заметно обстоятельство, а также, что новейший модный одежды на спинах этих людей, возможно, были носили прадеды существующего поколения. Был одним цифра за всех остальных, и все же не достаточно близко, чтобы быть совершенно различен. "Где на земле, Дэвид, делать все эти странные люди?" И сказала Есфирь, с ленивым наклона смеяться. "Нигде на земле, Эстер," ответил Дэвид, ничего не подозревающих, почему он так сказал. Как они говорили, незнакомцы показали некоторые признаки беспокойством, и посмотрел в сторону фонтана на мгновение, но тут же появились предположить свои собственные поезда мысли и предыдущих целей. Они теперь не отделены в различные части села, с готовностью, что подразумевается интимную местные знания, и это может быть достойно замечания, что, если бы они были, очевидно, говорливый между собой, ни их шаги, ни их голоса достигли ушей бехолдеров. Где бы ни почтенный старый дом, в пятьдесят лет стоял и вверх, в окружении своей вяза или ореха деревьев, с темной и обветренной сарай, его хорошо, его сад и каменные стены, все древние, и все в хорошем ремонт вокруг него, есть небольшая группа этих людей собрал. Такие партии были в основном состоят из старика и wonian, с младшими членами семьи; лица их были полны радости, настолько глубоко, что она взяла на себя оттенок меланхолии; они указали друг на друга мельчайшие объекты о дворов, вещи в их сердцах, и теперь, сравнивая их с оригиналами. Но там, где полые места по обочине, трава-растет, и неравномерно, с неприглядные трубы растет губительно посреди, дал показания падший жилых и очагов продолжительной холодной, там сделал несколько незнакомцев сидеть их на разлагающиеся лучей и на желтой мха, который населилась дверной камень. Мужчины сложить оружие, грустные и дар речи; женщины wrining свои руки с более ярким выражением Ø

Результаты (русский) 3:

в доме, где я родился, там была старая женщина крадущийся весь день на кухне пожар, с ней локти на колени и ноги в прах.однажды она занимает очередь на косе, и она никогда не хватало крупных серых чулок на колени, ноги наполовину закончил; она конус подальше с собственной свою жизнь, и она связала палец шов в день ее смерти.она сделала ее серьезным бизнесом и единственной развлечения мне рассказать истории в любое время с утра до вечера, в бормочет, беззубые голос, как я сидел на журнал древесины, схватив ее проверить стоянки в обе руки.уровень личной памяти были лучшей части сто лет, и она, как ни странно, перемешаны свой опыт бод наблюдения с тех многих пожилых людей, которые погибли в молодости.так что она, возможно, были приняты для современной королевы елизаветы, или джон роджерс в краску.есть тысячи ее традиции скрывается в углах и - места моего разума, некоторые более удивительным, чем следовать, некоторые, тем не менее, и несколько не восхищался автобус в мере, все, что я хотел бы повторить, если бы я был таким счастливым, как она в том, чтобы слушатель.но я смиренно владеть, в том, что я не заслуживаю слушателя в половину так хорошо, как старик беззубый женщину, чьи рассказы обладает объясняется ни для себя, ни мастерства, ни одного человека.ее наземных участков, редко в широкую сферу вероятности, были ifiled с домашней и природных инцидентов, постепенное accretions долгое время годаи спрятал ее гротеск экстравагантность в этой фикции одеяния правду, как дьявол (это сравнение, старуха поставок) disginsing себя, cloven ногу и все, в смертельной наряд.эти сигналы, как правило, говорится о ее родина, поселок в долине в штате коннектикут, аспект, который она впечатляет с большим vividness на мое воображение.дома в этой страны, имядолго дикий и опасные границы, были вынесены оправданным в силу архитектуры, которая сохранила многие из них до наших времен, и я не могу описать то удовольствие, с которым, два года с тех пор, как я ездил через маленький городок в вопрос, в то время как один объект после того, как другая роза - на мой взгляд, как и последующие разделы мечта становится реальностью.среди прочего в равной степени вероятности, она была не утверждать, что все жители этой деревни (в определенные промежутки времени, но, независимо от того, 25 или 50 лет, или целого века, по - прежнему спорный момент) подлежат одновременно дремоту, продолжая час пространства.когда этот таинственный момент прибыл, парсон храпели на его половине написал проповедь,несмотря на то, что это было в субботу и отсутствует положение о другой матери, веки закрытых, как она склонилась над ее ребенка, и не по - детски плакать пробудилась, - наблюдателем на кровати смертельной болезни дремал после смерти - подушка, - и умирает человек, ожидается его спать в возрасте одного, как глубокие и без сновидений.говорить категорично, существует наркотических влияние по всей деревне,сильнее, чем, если бы каждый матери, сын и дочь были чтении скучная история; несмотря на которой пожилая женщина заявила провести содержание последующего внимание одного из них, главным образом в нем.

один светит летний вечер, молодой человек и девушка сидели вместе на открытом воздухе.они были дальними родственниками, вытащил из фонда, когда богатые,но в последние годы так высоки, что дэвид не пенни выплатить marnage плату, если эстер должны давать согласие на брак.место они выбрали в открытый сад вязов и ореховых деревьев, под углом от дороги, а весной алмазных воды просто bubbled в лунном свете рядом с ними, а потом whimpered отсюда через кусты и долго травы, в поисках соседней фабрики поток.ближайший дом (находящихся в двадцать метров их, и места проживания их прадеда в его жизни) является освященные веками старые здания, увенчалась многие высокие и узкие пики, все захватывают бесчисленные ползучие растения, которые висели керлинг, с крышей, как хороший молодой париком пожилой джентльмен, голову.напротив, чтобы это учреждение было в таверне,с хорошо и корыто пред ним, и низкий зеленый банк работает вместе слева от двери.следовательно, дорога пошла вперед, закругленные мало заметно через деревню, раскол в разгар на узкой улице озеленения и связана с каждой стороны к траве газа в два раза его масштабы.дома, как правило, странно выглядит.здесь, в лунном свете пытался увидеть,грубый старой кучи громоздко древесины, которая, стыдно за своих ветхих аспект, прятался в большой толстый дерево; нижняя история следующего опустились почти mider местах, словно бедный маленький дом, были a-weary во всем мире, и в отставку в уединении собственного погреб; дальше стояла одна из несколько последних структур, вдавливая ее нарисовал лицо явно на улицу,с очевидной мысль о том, что это прекрасная вещь.примерно на полпути в деревне был крупки мельница, частично под происхождения местах для потока, который превратил ее колеса.на южной оконечности, просто пока далеко, что стекла с николасом друг на друга, закрывается на заседании в доме,barnlike, чем старые здания с чрезвычайно disproportioned башне торчит прямо в небо, как вавилонская башня, и причиной почти столько же путаница в день.эти башни, необходимо учитывать, является вторичным, и дополнение к основной системе, когда последние уже начали гнить, был взволнован эмоциональную ссора, и почти раскол в церкви,около 50 лет назад.здесь дорога извивалась вниз по холму, и рассматривается не более отдаленных целью является кладбище ворота, после совещания в доме.молодой парой сидел рука об руку под деревьями, и на несколько минут они не говорили, потому что ветер был стих, ручей скудные tinkled, листья прекратила их шорох,и все лежал неподвижно и молчаливый, как если природа, входящих в себя спать.

"прекрасная ночь, это эстер!"заметил, дэвид, несколько drowsily.

"очень красиво", - ответила девушка, в том же ключе.

", но еще", - продолжает дэвид.

", а также по - прежнему!"говорит эстер со слабой трепещут, как небольшой лист, когда ветер целует.

ferhaps они засыпали вместе, и,един, как их души были близкими и нежный сочувствие, то же странный сон, может быть, завернул их в его тени оружия.но они предлагали, на то, что они по - прежнему за к весне кипит вода, смотрел через деревню, и все время луна освещенные дороги, и в памяти старые дома, и на деревья,что направленность своих великих скручены ветви почти в Windows.есть только некий mistiness на их умы как дымный воздух ранней осенней ночью.в длину, без каких - либо яркие глаза, они были в сознании, что множество людей были либо в деревне или уже на улице, но в том, что они пришли из совещания дом, или чуть дальше,