James Cushat-Prinkly was a young ma

James Cushat-Prinkly was a young man who had always had a settled conviction that one of these days he would marry; up to the age of thirty-four he had done nothing to justify that conviction. He liked and admired a great many women collectively and dispassionately without singling out one for especial matrimonial consideration, just as one might admire the Alps without feeling that one wanted any particular peak as one's own private property. His lack of initiative in this matter aroused a certain amount of impatience among the sentimentally-minded women-folk of his home circle; his mother, his sisters, an aunt-in-residence, and two or three intimate matronly friends regarded his dilatory approach to the married state with a disapproval that was far from being inarticulate. His most innocent flirtations were watched with the straining eagerness which a group of unexercised terriers concentrates on the slightest movements of a human being who may be reasonably considered likely to take them for a walk. No decent-souled mortal can long resist the pleading of several pairs of walk-beseeching dog-eyes; James Cushat-Prinkly was not sufficiently obstinate or indifferent to home influences to disregard the obviously expressed wish of his family that he should become enamoured of some nice marriageable girl, and when his Uncle Jules departed this life and bequeathed him a comfortable little legacy it really seemed the correct thing to do to set about discovering some one to share it with him. The process of discovery was carried on more by the force of suggestion and the weight of public opinion than by any initiative of his own; a clear working majority of his female relatives and the aforesaid matronly friends had pitched on Joan Sebastable as the most suitable young woman in his range of acquaintance to whom he might propose marriage, and James became gradually accustomed to the idea that he and Joan would go together through the prescribed stages of congratulations, present-receiving, Norwegian or Mediterranean hotels, and eventual domesticity. It was necessary, however to ask the lady what she thought about the matter; the family had so far conducted and directed the flirtation with ability and discretion, but the actual proposal would have to be an individual effort.

Cushat-Prinkly walked across the Park towards the Sebastable residence in a frame of mind that was moderately complacent. As the thing was going to be done he was glad to feel that he was going to get it settled and off his mind that afternoon. Proposing marriage, even to a nice girl like Joan, was a rather irksome business, but one could not have a honeymoon in Minorca and a subsequent life of married happiness without such preliminary. He wondered what Minorca was really like as a place to stop in; in his mind's eye it was an island in perpetual half-mourning, with black or white Minorca hens running all over it. Probably it would not be a bit like that when one came to examine it. People who had been in Russia had told him that they did not remember having seen any Muscovy ducks there, so it was possible that there would be no Minorca fowls on the island.

His Mediterranean musings were interrupted by the sound of a clock striking the half-hour. Half-past four. A frown of dissatisfaction settled on his face. He would arrive at the Sebastable mansion just at the hour of afternoon tea. Joan would be seated at a low table, spread with an array of silver kettles and cream-jugs and delicate porcelain tea-cups, behind which her voice would tinkle pleasantly in a series of little friendly questions about weak or strong tea, how much, if any, sugar, milk, cream, and so forth. "Is it one lump? I forgot. You do take milk, don't you? Would you like some more hot water, if it's too strong?"

Cushat-Prinkly had read of such things in scores of novels, and hundreds of actual experiences had told him that they were true to life. Thousands of women, at this solemn afternoon hour, were sitting behind dainty porcelain and silver fittings, with their voices tinkling pleasantly in a cascade of solicitous little questions. Cushat-Prinkly detested the whole system of afternoon tea. According to his theory of life a woman should lie on a divan or couch, talking with incomparable charm or looking unutterable thoughts, or merely silent as a thing to be looked on, and from behind a silken curtain a small Nubian page should silently bring in a tray with cups and dainties, to be accepted silently, as a matter of course, without drawn-out chatter about cream and sugar and hot water. If one's soul was really enslaved at one's mistress's feet how could one talk coherently about weakened tea? Cushat-Prinkly had never expounded his views on the subject to his mother; all her life she had been accustomed to tinkle pleasantly at tea-time behind dainty porcelain and silver, and if he had spoken to her about divans and Nubian pages she would have urged him to take a week's holi

Результаты (русский) 1:

James Cushat-Prinkly был молодой человек, который всегда имели оседлые осуждение что один из этих дней он будет жениться; в возрасте до тридцати четырех он сделал ничего, чтобы оправдать эту убежденность. Он любил и восхищался большой многие женщины коллективно и беспристрастно без обособления один особенный супругов рассмотрения, так же, как одно может полюбоваться Альп без ощущения, что одно хотело любой конкретной пик как своей собственной частной собственности. Его отсутствие инициативы в этом вопросе вызвало определенное нетерпение среди сентиментально единомышленников женщин фолк его домашний круг; его мать, его сестры, тети в резиденции и два или три близких друзей подобающий почтенной женщине рассматривается его проволочек подход к браке государство с неодобрением, которая была далека от невнятный. Его самые невинные заигрывания наблюдали с напрягаясь рвением, который группа неосуществленный терьеры концентрируется на малейшие движения человеческого существа, которые могут считаться достаточно вероятно принять их на прогулку. Нет достойного безраздельный смертным долго может противостоять пледирование несколько пар ходьбы мольба собака глаз; James Cushat-Prinkly не был достаточно упрямым или безразличным к домашней влияний игнорировать явно выраженное пожелание его семьи, что он должен стать влюбленных некоторые Ницца брачного девушки, и когда его дядя Жюль ушел из жизни и завещал ему удобный маленький наследие действительно казалось правильным сделать, чтобы установить о знакомства кто-то поделиться с ним. Процесс обнаружения была проведена на более силой внушения и вес общественного мнения, чем любой инициативе его собственной; четкой работы большинство его родственниц и вышеупомянутой подобающий почтенной женщине друзья разбили на Джоан Sebastable как наиболее подходящего молодая женщина в его диапазоне знакомый, которому он мог бы предложить брак, и James стал постепенно привыкнуть к мысли, что он и Джоан будет идти вместе через предписанные стадии поздравления, Отели в настоящее время приема, норвежского или Средиземное и возможного хозяйственность. Это было необходимо, однако чтобы спросить даму, что она думала об этом; Семья до настоящего времени провела и направлены флирта с способностями и усмотрению, но фактическое предложение будет необходимо индивидуальных усилий.Cushat-Prinkly walked across the Park towards the Sebastable residence in a frame of mind that was moderately complacent. As the thing was going to be done he was glad to feel that he was going to get it settled and off his mind that afternoon. Proposing marriage, even to a nice girl like Joan, was a rather irksome business, but one could not have a honeymoon in Minorca and a subsequent life of married happiness without such preliminary. He wondered what Minorca was really like as a place to stop in; in his mind's eye it was an island in perpetual half-mourning, with black or white Minorca hens running all over it. Probably it would not be a bit like that when one came to examine it. People who had been in Russia had told him that they did not remember having seen any Muscovy ducks there, so it was possible that there would be no Minorca fowls on the island.His Mediterranean musings were interrupted by the sound of a clock striking the half-hour. Half-past four. A frown of dissatisfaction settled on his face. He would arrive at the Sebastable mansion just at the hour of afternoon tea. Joan would be seated at a low table, spread with an array of silver kettles and cream-jugs and delicate porcelain tea-cups, behind which her voice would tinkle pleasantly in a series of little friendly questions about weak or strong tea, how much, if any, sugar, milk, cream, and so forth. "Is it one lump? I forgot. You do take milk, don't you? Would you like some more hot water, if it's too strong?"Cushat-Prinkly had read of such things in scores of novels, and hundreds of actual experiences had told him that they were true to life. Thousands of women, at this solemn afternoon hour, were sitting behind dainty porcelain and silver fittings, with their voices tinkling pleasantly in a cascade of solicitous little questions. Cushat-Prinkly detested the whole system of afternoon tea. According to his theory of life a woman should lie on a divan or couch, talking with incomparable charm or looking unutterable thoughts, or merely silent as a thing to be looked on, and from behind a silken curtain a small Nubian page should silently bring in a tray with cups and dainties, to be accepted silently, as a matter of course, without drawn-out chatter about cream and sugar and hot water. If one's soul was really enslaved at one's mistress's feet how could one talk coherently about weakened tea? Cushat-Prinkly had never expounded his views on the subject to his mother; all her life she had been accustomed to tinkle pleasantly at tea-time behind dainty porcelain and silver, and if he had spoken to her about divans and Nubian pages she would have urged him to take a week's holi

Результаты (русский) 2:

Джеймс голубь-Prinkly был молодой человек, который всегда был урегулирован убеждение, что один из этих дней он женится; в возрасте до тридцати четырех, он не сделал ничего, чтобы оправдать это убеждение. Он любил и восхищался очень много женщин коллективно и беспристрастно, без выделения один для особенного супружеской рассмотрения, как можно полюбоваться Альпы, не чувствуя, что кто-то хочет особого пика в своей собственной частной собственности. Его отсутствие инициативы в этом вопросе вызвали определенное количество нетерпения среди сентиментально настроенных женщин-фолк его семейном кругу; его мать, его сестры, на жительство, тетя-в-и два или три интимные подобающий друзья рассматривать его выжидательную подход к супружеской состояния с неодобрением, который был далек от невнятное. Его самые невинные заигрывания наблюдали с деформирования рвением котором группа нетренированных терьеров концентрируется на малейшие движения человека, который может быть основания полагать, что, скорее всего, принять их на прогулку. Ни один порядочный душой смертный не может долго противостоять мольбы нескольких пар ходить умоляя собачьих глаз; Джеймс голубь-Prinkly не был достаточно упрям ​​или безразлично к домашним влияний игнорировать явно выраженное желание его семьи, что он должен стать очарован какой хороший брачного девушки, и когда его дядя Жюль ушёл из этой жизни и завещал ему удобную маленькую наследие это действительно Казалось правильный, что нужно сделать, чтобы установить об открытии кого-нибудь, чтобы поделиться им с ним. Процесс открытия была проведена на более силой внушения и вес общественного мнения, чем любой инициативе его собственной; ясно рабочий большинство его родственниц и указанных подобающий друзей разбили на Джоан Sebastable в качестве наиболее подходящего молодой женщины в его диапазоне знакомства с которого он может предложить брак, и Джеймс стал постепенно привыкли к мысли, что он и Джоан бы вместе через заданные стадии поздравлений, настоящее приема, норвежские или средиземноморские гостиниц, и в конечном итоге домашней. Это было необходимо, однако, чтобы спросить леди, что она думает по этому поводу; семья до сих пор проводятся и направил флирт с возможностью и усмотрению, но фактически предложение должно было бы быть индивидуальный усилий. голубь-Prinkly шел через парк к Sebastable проживания в настроении, что был умеренно почивать на лаврах. Как дело было будет сделано, он был рад, чувствовать, что он собирается получить его поселился и от его виду, что во второй половине дня. Предложение брак, даже милой девушкой, как Джоан, был довольно утомительным бизнеса, но не может иметь медовый месяц в Менорке и последующую жизнь супружеской счастья без таких предварительных. Он подумал, что Менорка была действительно вроде как место, чтобы остановить в; в его мысленным взором это остров в вечном трауре половины, с черными или белыми кур Менорка, работающих над ним. Возможно, это не было бы немного, как, что, когда приходили к изучить его. Люди, которые были в России сказал ему, что они не помню, видел никаких уток Московии там, так что возможно, что там не будет никаких Менорка птицы на острове. Его средиземноморские размышления были прерваны звуком часы бьют половину -час. 4:30. Нахмурившись недовольства поселился на его лице. Он прибудет в особняке Sebastable только в час послеобеденного чая. Джоан будет сидеть на низком столике, распространение с массивом серебра чайники и крем-кувшины и тонкий фарфор чайных чашек, за которой ее голос звон приятно в серии маленьких дружеских вопросы о слабой или сильной чая, сколько, если таковые имеются, сахар, молоко, сливки, и так далее. "Это единовременной? Я забыл. Вы делаете принять молоко, не так ли? Хочешь больше горячей воды, если он слишком сильный?" Голубь-Prinkly читал о таких вещах в десятках романов, сотни фактических Опыт сказал ему, что они были верны жизни. Тысячи женщин, в этот торжественный час послеобеденного сидели за лакомство фарфоровых и серебряных фитингов, с их голоса звон приятно в каскаде заботливых маленьких вопросов. Голубь-Prinkly терпеть всю систему послеобеденный чай в. Согласно его теории жизни женщина должна лежать на диване или диване, разговор с несравненным шармом или ищете невыразимой мысли, или просто молчали, как вещь, чтобы посмотреть на, и из-за шелковой занавеской небольшой нубийских страница должна молча принести в поднос с чашками и лакомств, чтобы быть принятым, молча, в вопросе, конечно, не затяжной болтовни о сливками и сахаром и горячей воды. Если один душа была действительно в рабстве у ног своей хозяйки, как можно было бы говорить связно о ослабленной чая? Голубь-Prinkly никогда не излагал свои взгляды по этому вопросу к его матери; Всю свою жизнь она была привыкли звон приятно чая на время за изысканным фарфором и серебром, и если он говорил с ней о диванах и нубийских страниц, она бы принуждал его взять праздникам неделю