Еще одна ситуация очень сильно врез

Еще одна ситуация очень сильно врезалась в мою память. Заболела очень сильно моя мать, температура у нее очень высокая. И вот та старушка принесла бульон, хотя кур у нее не было, а в нем—куриная ножка. Мы с сестрой готовы были кинуться на этот бульон - такой запах. Старушка разрезала мясо пополам, дала по кусочку сестренке и мне, а бульоном накормила маму, хотя сама была голодная. Она отварами трав лечила и вылечила маму.
Дело в том, что это надо правильно понимать. Когда государственная машина того времени пыталась убрать наш народ, когда государство приказало нам умереть, исчезнуть, какая мораль, какие нравственные силы спасли нас? Это для меня, наверное, был самый большой урок. О депортации так много сказано. Да, это жестоко, это страшно. Но там должны были просматриваться какие-то проблески, какие-то лучики, колоски добра. После расселения всех прибывших из Крыма отправили на прополку хлопка. Детей, даже младенцев, матерям приходилось брать с собой. Запомнилось, как бригадир, размахивая плеткой, ездил на лошади по полю. Наших родителей гоняли, как скот. У тети Алем на поле умер ее сыночек. От непривычного климата, голода, малярии крымские татары, выжившие после тяжелого переезда в Узбекистане, начали массово умирать. Мусульман хоронят в саване, но часто усопшего даже не во что было завернуть. Когда человек умер, у вас полагается его помянуть по-христиански, а у нас... сделать. Но в любом случае, это связанно с тем, что ты должен чего-то похлебать, поесть в память о человеке. А помянуть нечем было... Я помню, как говорили люди, что это не положено по нашим обычаям, но было такое количество смертей, а мужчин было так мало, что хоронили умерших ... женщины.
Я помню, как у моих родственников умерли и отец, и мать. Я помню как самая голодная узбекская семья спасала нас, как могла. Вот это была та мораль, которая шла от земли, от дома, не от постановлений, приказов, не от каких-то партийных решений и массовых воззваний. Это голос души... По сегодняшний день вспоминаю это село, пыльные дороги, домишки маленькие...
Каким-то чудом нас нашел папа и перевез в райцентр. Там он устроился в местную артель. Мама стала работать в швейной мастерской, у нее появились заказы. Но еды все равно не хватало. Потом папу арестовали. Когда я повзрослел, мама мне рассказала, что его преследовали из-за моего дедушки.
В 45-м пришла победа. День ото дня что-то становилось лучше. Пошли естественные процессы адаптации нашего народа в Узбекистане. Языки близки, религия, вера одна. Вера здесь, конечно, была стержнем. Она была
той палочкой-выручалочкой, которая сыграла важную роль. Дело в том, что узбеков готовили к нашему прибытию. Говорили, что привезут крымских татар, которые все до единого предатели.
А потом, когда мы начали потихонечку разговаривать, когда они увидели, что над умирающим читают те же молитвы, что и у них, стали спрашивать: «Вы мусульмане?» «Да, мусульмане».
Можно сказать, что дальше жизнь пошла нормально. Но были процессы, которые ложились страшным моральным грузом. Один из них то, что наш народ жил на комендантском положении. Без разрешения коменданта нельзя было выезжать на расстояния более 7 км от места поселения, даже если в соседнем районе, к примеру, умер ваш отец или мать. За нарушение получали 20 лет тюрьмы.

Результаты (украинский) 1:

Інша ситуація дуже багато в моїй пам'яті. Жорстоке моя мати дуже багато, вона має дуже високі температури. І це стара леді приніс бульйон, хоча кури неї не було, і це Куряча ніжка. Моя сестра і я були, готових стрибнути на цьому відварі це запах. Старенька навпіл м'ясо, дав шматок по частинах і робить мене і бульйон, хоча Моя мати годували сам був голодний. Вона видужав і вилікувати відваром трав з мамою.Дело в том, что это надо правильно понимать. Когда государственная машина того времени пыталась убрать наш народ, когда государство приказало нам умереть, исчезнуть, какая мораль, какие нравственные силы спасли нас? Это для меня, наверное, был самый большой урок. О депортации так много сказано. Да, это жестоко, это страшно. Но там должны были просматриваться какие-то проблески, какие-то лучики, колоски добра. После расселения всех прибывших из Крыма отправили на прополку хлопка. Детей, даже младенцев, матерям приходилось брать с собой. Запомнилось, как бригадир, размахивая плеткой, ездил на лошади по полю. Наших родителей гоняли, как скот. У тети Алем на поле умер ее сыночек. От непривычного климата, голода, малярии крымские татары, выжившие после тяжелого переезда в Узбекистане, начали массово умирать. Мусульман хоронят в саване, но часто усопшего даже не во что было завернуть. Когда человек умер, у вас полагается его помянуть по-христиански, а у нас... сделать. Но в любом случае, это связанно с тем, что ты должен чего-то похлебать, поесть в память о человеке. А помянуть нечем было... Я помню, как говорили люди, что это не положено по нашим обычаям, но было такое количество смертей, а мужчин было так мало, что хоронили умерших ... женщины.Я помню, как у моих родственников умерли и отец, и мать. Я помню как самая голодная узбекская семья спасала нас, как могла. Вот это была та мораль, которая шла от земли, от дома, не от постановлений, приказов, не от каких-то партийных решений и массовых воззваний. Это голос души... По сегодняшний день вспоминаю это село, пыльные дороги, домишки маленькие...Каким-то чудом нас нашел папа и перевез в райцентр. Там он устроился в местную артель. Мама стала работать в швейной мастерской, у нее появились заказы. Но еды все равно не хватало. Потом папу арестовали. Когда я повзрослел, мама мне рассказала, что его преследовали из-за моего дедушки.В 45-м пришла победа. День ото дня что-то становилось лучше. Пошли естественные процессы адаптации нашего народа в Узбекистане. Языки близки, религия, вера одна. Вера здесь, конечно, была стержнем. Она былатой палочкой-выручалочкой, которая сыграла важную роль. Дело в том, что узбеков готовили к нашему прибытию. Говорили, что привезут крымских татар, которые все до единого предатели.А потом, когда мы начали потихонечку разговаривать, когда они увидели, что над умирающим читают те же молитвы, что и у них, стали спрашивать: «Вы мусульмане?» «Да, мусульмане».Можно сказать, что дальше жизнь пошла нормально. Но были процессы, которые ложились страшным моральным грузом. Один из них то, что наш народ жил на комендантском положении. Без разрешения коменданта нельзя было выезжать на расстояния более 7 км от места поселения, даже если в соседнем районе, к примеру, умер ваш отец или мать. За нарушение получали 20 лет тюрьмы.

Результаты (украинский) 2:

Ще одна ситуація дуже сильно врізалася в мою пам'ять. Захворіла дуже сильно моя мати, температура у неї дуже висока. І ось та старенька принесла бульйон, хоча курей у неї не було, а в ньому-куряча ніжка. Ми з сестрою готові були кинутися на цей бульйон - такий запах. Старенька розрізала м'ясо навпіл, дала по шматочку сестричці і мені, а бульйоном нагодувала маму, хоча сама була голодна. Вона відварами трав лікувала і вилікувала маму.
Справа в тому, що це треба правильно розуміти. Коли державна машина того часу намагалася прибрати наш народ, коли держава наказало нам померти, зникнути, яка мораль, які моральні сили врятували нас? Це для мене, напевно, був найбільший урок. Про депортацію так багато сказано. Так, це жорстоко, це страшно. Але там повинні були проглядатися якісь проблиски, якісь промінчики, колоски добра. Після розселення всіх прибулих з Криму відправили на прополку бавовни. Дітей, навіть немовлят, матерям доводилося брати з собою. Запам'яталося, як бригадир, розмахуючи батогом, їздив на коні по полю. Наших батьків ганяли, як худобу. У тітки Алем на поле помер її синочок. Від незвичного клімату, голоду, малярії кримські татари, які вижили після важкого переїзду в Узбекистані, почали масово вмирати. Мусульман ховають у савані, але часто покійного навіть не було у що загорнути. Коли людина померла, у вас покладається його пом'янути по-християнськи, а у нас ... зробити. Але в кожному разі, це пов'язано з тим, що ти повинен чогось похлебать, поїсти в пам'ять про людину. А пом'янути нічим було ... Я пам'ятаю, як говорили люди, що це не належить за нашими звичаями, але була така кількість смертей, а чоловіків було так мало, що ховали померлих ... жінки.
Я пам'ятаю, як у моїх родичів померли і батько, і мати. Я пам'ятаю як сама голодна узбецька родина рятувала нас, як могла. Ось це була та мораль, яка йшла від землі, від будинку, не від постанов, наказів, що не від якихось партійних рішень і масових відозв. Це голос душі ... По сьогоднішній день згадую це село, пилові дороги, будиночки маленькі ...
Якимось дивом нас знайшов тато і перевіз в райцентр. Там він влаштувався в місцеву артіль. Мама стала працювати в швейній майстерні, у неї з'явилися замовлення. Але їжі все одно не вистачало. Потім тата заарештували. Коли я подорослішав, мама мені розповіла, що його переслідували через мого дідуся.
У 45-му прийшла перемога. День від дня щось ставало краще. Пішли природні процеси адаптації нашого народу в Узбекистані. Мови близькі, релігія, віра одна. Віра тут, звичайно, була стрижнем. Вона була
тією паличкою-виручалочкою, яка відіграла важливу роль. Справа в тому, що узбеків готували до нашого прибуттю. Говорили, що привезуть кримських татар, які всі до єдиного зрадники.
А потім, коли ми почали потихеньку розмовляти, коли вони побачили, що над помираючим читають ті ж молитви, що і у них, стали запитувати: «Ви мусульмани?» «Так, мусульмани ».
Можна сказати, що далі життя пішла нормально. Але були процеси, які лягали страшним моральним вантажем. Один з них те, що наш народ жив на комендантську положенні. Без дозволу коменданта не можна було виїжджати на відстані більше 7 км від місця поселення, навіть якщо в сусідньому районі, приміром, помер ваш батько або мати. За порушення отримували 20 років в'язниці.